Пасхальный рассказ
Когда Валя Халява был товарищем, у него было много товарищей. Все они охотно поддерживали его амплуа халявщика. Студенты-вгиковцы в каждом человеке видели оригинальный типаж и нежно относились к Вале. Каждый обладатель двух рубашек готов был пожертвовать одну знаменитому призраку общаги, велеречивому романтику Халяве. Но вечному студенту, вралю, баловню не требовалась рубашка, его влекла рюмашка, одна из двух или больше, и нужен был ему задушевный разговор. А рубашечка на нем была всегда свеженькая, хотя и одна-единственная. Раз в два дня Валя Халява ее стирал и гладил испорченным утюгом, который нагревал на газу до шипа. Так что через день этаж наполнялся духом горелого эбонита и легкой отдушкой чугунной буржуйской печурки. И жизнь продолжалась.
Валя был нужен. Его любили. Он всегда был в курсе всего, его звали на чай, кормили, восторгались вымышленными подвигами, над ним потешались, но у него и учились…
А теперь он стал господин, и остался один. И рубашечка на его теле не блистала былой свежестью. И тело его изболелось, измучилось, перенесло инсульт и волочило левую ногу, и все клонилось влево, как падающая башня в итальянском городе Пиза. Башня падает несколько башенных столетий, Валя незаметно для себя опустился за несколько человеческих лет. Однажды в электричке он присвоил забытый кейс с красным кашемировым шарфом и женским дезодорантом «Фа» внутри. Эти три вещи стали единственными его связными с былой цивилизацией. Красный шарф придавал ему устрашающий вид, он не вязался с разлапистой бородой и коротким клетчатым пальто мод заката семидесятых. Густое облако дамского благовония сопровождало его покосившуюся фигурку с плотно набитым кейсом в здоровой правой руке. Временами его заносило на ночные вокзалы, и он становился высокопарен среди местных. Они были жадны. Прозвище «Халява» само собой отпало, как изжившее себя прошлое. Да и Валей он себя уже не чувствовал. «Валентин», -- так представлялся он теперь немногочисленным визави, и прибавлял: «Валентин – ем один». А есть и пить хотелось.
Помогали связи. Добрая уборщица творческого общежития у себя в бытовке до потолка складировала для него бутылки от гулянок будущих режиссеров и актрис. Раз в неделю Валя приезжал в Москву из недальней деревнюшки, о которой речь впереди. Он нагружаляя, аки ишак, и, звеня, отправлялся в ближний пункт приема стеклотары. Там Валентина знали, и принимали с черного хода. «Оптовик пришел!» – хохотала Нюрусик и отворачивала нос к форточке. С кейсом, полным вермишели быстрого приготовления «Ролтон», он приезжал в деревнюшку, затерявшуюся меж топких тверских болот. Во внутреннем кармане пальтишка грела душу «Пшеничная».
