Они поют настолько хорошо, слаженно, трогательно, что люди останавливаются, слушают. Вот уже ступеньки полны народу. Старушки поют, ничего не видя вокруг. Они – в песне, там, где «мрачность лежит на поляне»….
Паперти двери отверсты,
Звездочка будто блестит,
Это пред Жертвою Крестной
Тихо лампада горит.
Вижу, свечой озаренный,
Крест здесь безмолвно стоит
И, на кресте пригвожденный,
Наш Искупитель висит.
Телом измучен, и кровью
Вся голова облита,
Очи так полны любовью!
Мертвый Он смотрит с креста.
Руки и ноги простерты,
Гвозди глубоко впились,
Чистое сердце отверсто,
Кровь и вода запеклись.
Голоса дрожат, худенькие старческие ручки сложены с чувством на груди, блестят на щеках слезы. Внезапно рванувшийся сюда ветер всколыхнул седые пряди, выбившиеся из-под темных платков… Девочка забылась, опустила свои букеты и во все глаза смотрит на двух старушек, которые только что казались ей злыми, вредными забияками… А у них – поет душа. Или — плачет?
И долго стоял я в молчанье,
На Крестную Жертву взирал…
Как тяжко за нас в наказанье
Свет мира, Сын Божий страдал.
Свеча трепетала смиренно,
Сиянье лилось по стенам,
Вся паперть была вдохновенна
И дверь чуть виднелась во храм.
Все тихо вокруг меня было
И грустью полно неземной,
А сердце так страшно заныло,
И Крест все стоял предо мной.1
Старицы допели песнь до конца, медленно поднялись с колен, помогая друг дружке, синхронно перекрестились и поклонились народу. Они неторопливо сложили в большой холщовый мешок старенький пластмассовый шезлонг, подобрали с асфальта разлетевшиеся от ветра бумажки денег.
- Бывай здорова, дочка… — Громко сказала та, что учила о живом и мертвом и поклонилась девочке в ноги. – Прости нас, грешных, и мы тебя прощаем. Храни тебя Господь. Дай Бог тебе жениха хорошего, деток здоровых, счастья вечной жизни…
Они немощно, опираясь на свои годы, заковыляли к метро. Девочка хотела крикнуть им «до свидания» и «простите», но к ней подошли покупатели, стали задавать вопросы, что, да почем. Еще секунды назад была у нее только одна мечта: домой, переодеться и намазать коленки мягкой целебной мазью… «Ведь говорила же мама – не обувать новые туфли. Ах я, неслух,» — корила себя девчушка. Но теперь ей стало не до себя: как будто вся выставка сорвалась с места и прибежала к ней покупать вербочки. Она поняла, что всё продаст: не зря не спали в приходе всю ночь! Она едва успевала подавать покупателям букетики. Потом она увидела: над подземным переходом мелькнули две серенькие фигурки в допотопных своих черепашьих плащах и скрылись.
Она понюхала зеленый листочек, клейкий и нежный, распустившийся на вербочке прямо у нее в руках. В глазах защемило, «запросились» на волю чувства. С удивлением девочка поняла, что ноги и ссадины на них уже совсем не болят! Но заболела душа, и она заплакала легкими, как весенний дождик, слезами.
