И девушка густо покраснела.
Лев Николаевич онемел не потому, что реакции такой не ожидал. Его поразила интонация ее речи – тянучая, как сливочная ириска и развязная, как юмор радио-ди-джея. Он проводил Наташу до дома, поцеловал почти прозрачные пальцы ее юной, не познавшей стирок, ладони и решил, что делает это в последний раз.
Открыв дверь своим ключом, он случайно опрокинул сумку Жени. Собирая выпавшие вещи, он приметил и сложенный во много раз женский платок. «Это была она!» — вспомнил он женщину у церкви, и сердце его упало.
Как всегда он прошел в душ, хорошо вымылся, с настроением поужинал, привычно подавляя тоску от собственного двуличия.
Потом он лег в кровать и быстро уснул. Было бы точнее сказать, что Лева провалился в какое-то неприятное сновидение, которое его мучило, дразнило и вконец так измотало душу, что он проснулся. В спальне горел ночник, а жена читала неосторожно забытую им в коридоре новую поэму. Щеки блестели от слез. Заметив, что муж проснулся, он вытерла слезы. Лева внутренне сжался, ожидая неприятностей.
- Не спится, Левушка? — спокойно сказала жена. — Хорошо, что ты проснулся. Я как раз хотела тебе сказать, что ты настоящий поэт. Такой язык можно впитать только с молоком матери, этому не научишься. Видишь, я плачу? Не потому, что у меня давно уже болит душа. Я плачу от твоей поэзии!
Лев Николаевич ничего не ответил. Он словно увидел себя с высоты десятиэтажного дома – мелкого, гадкого, лживого, и впервые пожалел о том, что считал себя настоящим поэтом. Ему захотелось плакать, уткнувшись в мамин передник маленьким лицом нашкодившего мальчишки. И он прижался к плечу своей верной подруги, застиранная ночная рубашка которой чем-то напомнила ему материнский передник.
С тех пор в литобъединение Лева Дуров ходить перестал. Хотя, стихи у него полились рекой. Он сам удивлялся: откуда они берутся?!
Однажды в стройтресте ему повстречался Игорь. Лева удивился, как постарел, спал с лица этот непоколебимый громогласный гигант.
- Правильно ты сделал, что Наташку бросил, — тихо, грустя взглядом, сказал ему автор поэмы о бетонщике. — Женька – она надежнее… Женька – как бетонная стена!
- Что-то случилось? — встревожился, разглядывая запавшие щеки и тусклый взор Игоря, Лев Николаевич.
- Понимаешь, жрать иногда хочется… А она всё стихи да стихи… Объелся я стихами, брат ты мой, на всю оставшуюся жизнь. Если бы ты знал, как хочется иногда Катиной отбивнушки… Как ты думаешь, Катя простит или не простит меня, дурака?– И шепотом добавил: — Поэтесс – ненавижу!
Лев Николаевич потрогал женин платок, который теперь, как знаменосец, всегда имел при себе. И прочел стихотворение, которое сочинилось нынешней ночью:
Я вижу радостные сны,
Порой они огнеопасны.
На это есть платок жены,
Который гасит пламя властно.
Я шел зимой домой, продрог,
И обморозил нос и уши.
Согрел меня жены платок,
Соединяя наши души.
Она молилась за меня,
Чтоб не упал я по дороге.
И нынче нет такого дня,
Чтобы не вспомнил я о Боге.
8.07.10 г.
