А Вася проснулся раньше, чем Валентина. Он бесшумно захватил рубашку и шорты, на цыпочках прошел в кухню, чтобы не разбудить маму, и помолился там перед иконой Спасителя. Пора идти к бабушке Павловне за молоком. Вася Колосков взял трехлитровую банку, обулся в новые летние тапочки, тихонько открыл скрипучую дверь и вышел, попутно прихватив мусорный мешок. Выносить мусор, так же, как и ходить за молоком, было его домашней обязанностью. Пробегаясь по залитому солнечным туманом двору, он остановился у мусорных баков и забросил в них мешок с деньгами. Секунду подумалось о том, что сегодняшний мусор отчего-то тяжелее, чем обычно. Но тут же мысли Василия потекли обычным чередом. Совсем немножко он подумал о том, что он такой хороший мальчик – маму не разбудил, мусор каждый день выносит, за молоком бегает, и батюшка его хвалит, когда разрешает помогать в алтаре. Потом он подумал о том, что в велосипеде ему нужна другая фара, как у Сашки с соседнего двора. Эти и другие мальчишеские мысли переткали одна в другую в его светловолосой и светлой голове.
Когда Вася вернулся, мама уже не спала. Она что-то искала, она выглядела жалкой, растерянной, испуганной.
- Что-то случилось, мама? Ты не заболела?
- Да, нет… Впрочем, не знаю… -- ответила она, не взглянув на сына и продолжая метаться из угла в угол квартиры. – Куда, скажите, я деньги положила? Не пойму! Кажется, что вот сюда! – Она стояла в коридоре и задумчиво смотрела в угол, где ранним утром лежал мешок с деньгами.
- У тебя кошелек пропал, - тоном взрослого добряка услужливо сказал мальчик.
- Да нет, нет, сынок – хуже! Уж лучше бы кошелек, не впервой! Ночью я положила церковные деньги в мешок, но куда я его подевала - не пойму! - Она снова опустилась на четвереньки, заглядывая под тахту, под холодильник, в стиральную машину. Вася похолодел. Он все понял. Мама тоже остановилась. Она теребила кружевной бантик на ночной сорочке и так далеко ушла в свои мысли, что, казалось, отлучилась в командировку.
- А ты, часом, мусор не выбрасывал? – Вдруг спросила мама голосом, вернувшимся издалека, и круглыми глазами посмотрела на Васю.
- Мусор? Мусор я выбрасывал… - одеревеневшими губами прошептал Вася и сел там же, где стоял. Его мама Валентина села рядом на пол и горько, тоненько запричитала. Он стоял рядом и чувствовал себя кукушонком, выпавшим из чужого гнезда. Все в себе ему казалось лишним – и руки, и ноги, и банка с молоком, и новые резиновые тапочки. Что же делать? Вася взял с вешалки ремень, который висел там для профилактики и никогда не использовался по назначению. Он подал его своей несчастной маме:
- На, бей меня, мама!
- Отойди… не искушай… не трогай меня… Я же знаю, что ты не хотел… За что мне тебя ругать? -- Она оттолкнула ремень и, уже не сдерживаясь, заплакала, заламывая тонкие пальцы.
- Ничего, мамочка, ничего, я все исправлю, - пытался Вася заглянуть в ее плачущее лицо, а она закрывала его руками и пряталась от Васи в складках скомканной ночной сорочки. – Мусор-то еще, может, не вывезли! Конечно, не вывезли, я побегу!
Вася выбежал на улицу, перепрыгнул через семенящую по дорожке кошку, поскользнулся на банановой кожуре, удержал равновесие, вскарабкался на мусорный бак, свалился в него с головой, повергая в панику ленивых мух. Но бак был пуст. Вася сидел в его углу и кулаками размазывал по щекам слезы. Он немного повыл, погрыз свой кулак, желая сделать себе больно. Потом, как обезьянка, побил себя этим кулаком по голове, по груди. Потом стал думать. Долго ли, коротко сидел там Вася - неизвестно. Очнулся он, когда на него шлепнулся чей-то пластиковый пакет. Он подождал, пока стихнут шаги, и выбрался на белый свет. Ему было стыдно, горько, жалко маму. Себя он ненавидел. Но во время сидения в мусорном баке Вася разработал план действий.
…Ранним утром следующего дня Вася встал затемно. Он сложил в котомку: хлеб, огурец и сырую, гладкую сосиску – свою привычную еду.
- Господи, помоги мне, - попросил он от глубины сердца у Спасителя. – Помоги мне… Молю тебя, помоги, чтобы труд ее не пропал!
Вася подставил табуретку, встал не нее и поцеловал такой родной бумажный образ Спасителя. Они молились Ему перед едой вместе с мамой, и их как будто становилось трое. Теперь Вася как будто прощался со Спасителем, с домом, с мамой. Он осунулся и притих. Мама, напившись корвалола, тяжело спала на тахте. Вася встал на коленки и поцеловал ее пушистые волосы, распластанные по подушке.
