Степан Игнатьевич вышел на улицу, как богомольный старик, и раскрошил булочку голубям. Он не сразу заметил, что Оранжа поблизости нет. Только голуби гонялись за булочными крошками, и шмыгали между ними воробьи. Очень долго он смотрел на голубей, пока они не улетели. Очень долго стоял и ждал своего пса. Но его не было.
- Оранж, Оранж! — позвал собаку хозяин. У церкви громко кричать было нехорошо, да и Оранж не появился.
Такого еще не было. И он решил, что Оранжа украли злые люди
- Зачем я мечтал о том, чтобы не было Оранжа, а была бы у меня дочь? — Горько ругал себя Степан Игнатьевич. — Зачем мы мечтаем о том, чего не знаем сами?! Бедный мой верный друг… Как мне тебя жаль! Ты мне, как сын! Теперь нет у меня ни дочери, ни сына…
И клоун пошел искать свою собаку, горюя и ругая себя.
Куда идти?
Он обошел ближайшие улицы. Потом пошел по дальним улицам. Но и там не нашел своего рыжего огонечка Оранжа. Потом он проехал на трамвае несколько остановок, и там обошел окрестные дворы.
- Оранж! Оранжка! Оранжеро! Оранжик! Оранженька! — кричал бедный клоун. — Прости меня! Я больше так никогда не буду думать! Прости, что я назвал тебя «старой дохлятиной» и бил тебя, прости за всё!
Как плохо идти одному, не зная, куда! Как плохо быть одиноким предателем верного друга! Как плохо быть одиноким церковным вором! Как плохо быть одиноким!
Степан Игнатьевич плакал, а совесть радовалась в его душе. Так часто бывает, когда люди плачут о своих плохих делах.
Они прыгали-прыгали и стало темнеть. Оранж вспомнил: его ждет хозяин! Но девочка попросила:
- Проводи меня, — и он пошел провожать. Но – странное дело – когда они подошли к загороженному двору, дома в нем не оказалось. Вместо дома стояла единственная стена и высилась гора обломков и кирпичей. По двору ездил экскаватор и своим ковшом разравнивал эти обломки.
- Ой, дядя Бочка-а-а… — пролепетала девочка, — Он же спи-ит… Он же три дня спать должен! Как они этого не понимают, и дом сломали… Сегодня же только один день прошел… — Она помолчала, покусала губки. — Как он выберется, когда проснется?! Ой-ё-ёй…
Девочка стала бегать за машиной, размахивая курткой, как флагом.
- Эй, стойте! Слышите? Там же дядя Бочка-а-а! — Но тут Оранж ясно ощутил, как сильно, густо запахло опасностью, схватил девочку за платье и оттащил к забору, на гору кирпичного мусора. В эту секунду рухнула последняя стена дома, подняв целый столб пыли и щепок.
Девочка присела на корточки и стала смотреть, как работает экскаватор: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. И вдруг вспомнила:
- Ой, а тапочки мамины я уже никогда теперь не найду-у-у… — И заплакала горько-горько, и стала ломать свои тонкие ручки.
Оранж испугался, что она сломает себе ручки. И бросился прямо под экскаватор…
Было уже темно, когда заштатный клоун пришел в цирк. «Может, Оранж пошел на работу, как раньше?» — придумал Степан Игнатьевич, и ему стало легче. На крыльце служебного входа стоял грустный директор. И раньше он и дневал в цирке, и ночевал, ит теперь, оказывается, тоже. Когда он увидел своего бывшего работника, очень обрадовался и закричал на всю улицу:
- Старина Тёпа! Как я рад тебя видеть! Ты бы знал, как ты мне нужен, Ямочка ты моя родная!
Степан Игнатьевич очень удивился, что директор вспомнил его сценический псевдоним. Еще он удивился, что директор ему обрадовался. Ведь этому самому директору совсем недавно он совсем не был нужен, этот самый директор ему совсем не радовался, и даже уволил, то есть прогнал из цирка, как из продуктового магазина продавец прогоняет голодного бродягу. Старый клоун Степан Игнатьевич потрогал ямочку на своем подбородке и хотел сказать: «Вы меня перепутали!» Но не успел, потому что директор много и плотно говорил ему, не подпуская никаких слов. Он перекрикивал даже мотоцикл, который курящие люди ремонтировали во дворе:
- Умоляю не отказываться! Ищу клоуна с собачкой!
