Подчиненные не думали о том, что у стен бывают уши, а то, что они могут быть у босса, и вовсе не принимали во внимание. Из разговоров в коридоре и маленькой офисной кухне-столовой Игорь узнал: Алина разведена, у нее шестнадцатилетний сын, старенькая мама и попугай в клетке, она курит дешевые сигареты, а могла бы по своим доходам покупать дорогие. Она — «вещь в себе», необщительна, любит Мандельштама и цитирует при случае, а на ее телефоне звонок — бодрая итальянская «Феличита»... И он реагировал на «Феличиту», сидя за двумя дверями, словно слышал ее, Алины, сердцебиение, ревновал к тем, кто ей звонил, мучился и мечтал. В поэзии Игорь ничего не понимал, она всегда была ему скучна. Жена порой изводила его Асадовым, он каждый раз терпеливо слушал и пережидал ее чтение, как затяжной нудный дождь... Но сейчас — даже зашел в книжный, выбрал зеленую книгу Осипа Мандельштама и несколько раз приступал к чтению. Игорь признавался себе, что лет пятнадцать назад не влюбился бы в такую женщину. Оставалось только догадываться, что было бы с ними, случись это тогда...
Еще пятнадцать лет назад — а пролистались они быстро, словно несколько вчерашних дней — он возил своих девушек в маленький городок с кривыми улочками, по которым ходили знаменитости. Не важно, с войной или миром знаменитости посещали городок. Главное — там месили грязь военные обозы Наполеона, а также живал, рисовал белорус Наполеон Орда, проезжали мимо царицы средневековья в сопровождении кортежей с дворней и слугами. Он плел небылицы своим красавицам о том, что в этом «отеле» жил сам Чарли Чаплин и частенько бывал Марк Шагал с Беллой... Он сочинял на ходу, выдумывал приключения и веселился от души, чувствуя себя свободным, молодым, любимым прекрасными юными девушками, которые вряд ли понимали то, о чем он говорит, отчего чувствовал себя — божеством... Сейчас и имен их не помнил, тех доверчивых и голодных студенток ПТУ, а молниеносные романчики сплелись в неприятный комок вины, измены и отторжения. Сейчас он помнил только одно имя: Алина, Алина, Алина... Оно разрывало голову, щемило сердце, дробило душу. Он шептал имя, своим звучанием похожее на экзотический цитрус, и словно мандариновые дольки взрывались у него во рту.
Еще пятнадцать лет назад он постелил бы ей под ноги небесные ковры и окружил ее воздушными замками, украл в саду у ведьмы самые лучшие розы, взял бы Бога за бороду... Чтобы поехать с ней, с ней — в тот самый городок, в котором его никто не знает. Они поселились бы в гостиничном номере с казенной мебелью с претензией на роскошь, отгородясь от проблем и монотонных, надоевших связей повседневности. Барельеф бы ожил, и он целовал бы каждую черточку лица Алины. И ее руки, не алебастровые — живые...
В прежней его жизни, надо сказать, счастливой, семейные узы тяготили его именно однообразием. Пока не заболела жена и не приковала его к своей постели на три долгих скорбных года. А до этого Игорь в коротких отъездах «в командировки» с любовницами чувствовал себя человеком. На самом деле он терпеть не мог провинциальные гостиницы и ценил домашний уют. Эти позолоченные китайской фольгой багеты с пошлыми портретами никому неизвестных блондинок, похожих на Мерилин Монро... Потертые советские красные дорожки с серыми проплешинами и мебель с дешевой обивкой, всегда прожженной чьей-то сигаретой... Тюль на окнах, гардины из коричневой саржи с отливом, неработающий телевизор... И цена за номер высокая, как в столице. Для падения ему необходима была вся эта пошлость, пыльный налет потасканности и засаленность проходного двора. Он как будто играл роль, к которой требовались декорации. Он не скупился на траты, заказывал ужин в ресторане. Денежки у него водились — треть зарплаты утаивал от жены Оли — такой же доверчивой бывшей пэтэушницы... Да, уют в гостинице сомнительный, зато вид из окна: небо, облака, закаты и рассветы, звезды! А какие ночи! Какие черные ночи с нежностью цветочных ароматов из палисадников соседских деревянных домишек! Но главное: вместо пожизненно утомленной жены — красавица, свободная от забот. Юное девичье тело — чудо, свежий глоток жизни... То — было. А теперь... Он представил: в номере на продавленном диване сидит Алина, курит и смотрит только на него. И, может быть, даже читает ему скучные стихи, а он — слушает. Что это — он повзрослел и начал понимать поэзию? Или ему просто хочется поговорить с женщиной, которую любит? Слушать, пить ее голос? Алина, Алина, Алина...
Игорь давно уже не спал, однако сон его будто продолжался, а черная ночь — тянулась, окутывала тягостным мраком прошлого. Он встряхнул головой и перевернул подушку — сбросил с себя видение замусоленного номера гостиницы, даже затхлый воздух которой, казалось, уже наполнял легкие. Да, раньше он увез бы ее туда, теперь же не было необходимости шляться по «нумерам». Он мог привести Алину в свою вдовью берлогу. Ничего не препятствовало этому. Мог бы, но... Не решался, вел себя как выпускник школы, влюбленный в чужую невесту... Несколько раз подходил, хотел заговорить, но останавливался, представлял нелепость ситуации и молчал. Ему каждый раз казалось, что она ждет от него каких-то слов и признаний. Но понимал, что этого не может быть. Просто его больное воображение рисует то, чего ему так хочется.
