Мы пели всю ночь советские песни, плакали и признавались друг другу в любви и дружбе до гроба. Это была настоящая московская ночь в коммуналке. Старушка-соседка тоже принарядилась и принесла в кухню аккордеон. Оказалось, раньше она была артисткой фронтовой агитбригады, знала Соловьева-Седого и Клавдию Шульженко! А потом она пела в тюремной художественной самодеятельности в Казахстане. Она нам исполнила почти весь свой репертуар, включая и закулисные частушки. Дети спали на своих нарах, а Лёвушка — по привычке — на кухонном диване «прислуги», бывшем моем диване. Им не мешал шум. Мой муж потом сказал, что родители мальчиков — потрясающие люди! Жаль только, что уезжают.
Мы тоже уехали, только в Москве — с квартиры на квартиру. А потом еще и еще... Какое это было по счету жилье, не помню. Но однажды, через добрых десять лет после моей работы няней, раздался телефонный звонок. Я подняла трубку. Звонил какой-то парень.
— Как там в Москве? — спросил он.— Дождь идет?
Тогда как раз шел проливной дождь.
— Идет, идет,— ответила я задумчиво.
— А стройки строят?
— И стройки строят,— я начала уже раздражаться. Потому что сидела за пишущей машинкой, перепечатывала рукопись мужа, и звонок меня сбил.
— А памятники, памятники ходят по улицам?
— Сёмка, ты? — узнала я своего воспитанника.— Как я рада! Ты откуда?
— Из Берлина, откуда же...
— Как вы живете? Как ты меня нашел? Как мальчишки?
— А, легко... Привыкли уже. Я вот что подумал. У меня скоро свадьба. Может быть, приедете? Я оплачу!.. Ведь я уже работаю. И учусь в университете.
Мы говорили долго — о Москве, о России, о старом доме, которого уже нет, о том, что бедных в России все больше. Я заметила, что любая тема нашего разговора сворачивается на деньги. Он даже спросил, на сколько рублей в день живет бомж. Семен сказал, что Вася учится в Америке и подрабатывает разносчиком флаеров, и тут же сообщил, сколько ему за это платят. Лёвушка, начинающий гениальный программист, почти забыл русский язык. Но берет по нему платные уроки.
— Так приедете? — Надо было заканчивать разговор. Мне хотелось ему это пообещать, но я сказала правду:
— Не приеду, дружок. У меня скоро родится малыш! И мы тоже эмигрируем! На мою историческую родину — в Беларусь.
— О, я-я,— ответил Семен по-немецки и рассмеялся: — При ваших-то доходах рожать — это смело! А кого ждете? Мальчика или девочку?
— Мальчика!
Семен посмеялся в трубку:
— Вы же говорили... вы же не сдаетесь — я помню!
Я ему ответила:
— Не сдаемся! Никогда!
И в этот самый момент маленький мальчик в моем животе впервые крепко пнул меня своей крошечной пяткой...
Мы с мужем долго скитались по квартирам, пока наконец нас не определили в общежитие. Нам дали маленькую служебную квартирку со всеми удобствами. Я сразу завела горшки с цветами и повесила шторы. Счастью нашему не было предела: чистота, уют, покой, хоть временное, но — постоянство. До этого мы жили в однокомнатной квартире в пригороде. Приятель, который нас поселил в свое пустующее жилье, страдал запоями. Всегда они происходили по одному сценарию: вдруг он запивал, естественно, это не планировалось, они ссорились с женой, и он приезжал в свой холостяцкий тыл, то есть к нам. На этом его страдания заканчивались, но начинались наши. Ночами он не спал, ему мерещились чудовища, потом он подозревал, что мы — это вовсе не мы, а только притворяемся нами, мог далеко за полночь отправить мужа за бутылкой, курил зловонный табак, матерился и требовал, чтобы слушатель всегда был на месте. Тем не менее это был очень добрый человек, который искал взаимопонимания. Как-то он пожаловался, что дома его мнение ценит только кот.
