Я помню, как мы перестали общаться. Было нам лет по двенадцать. Я уже понимала, что мы разные. Вока учился в спецшколе, жил в интернате, а на лето приезжал домой. Лёка ходила смелая, довольная жизнью, высоко держала голову — гордилась сыном. Мне бабушка объяснила, что, хоть Вока и не такой умный, а копеечку для матери заработать сможет, когда вырастет.
Маласиха теперь на своем табурете сидела с черным котом на коленях. Она старела и слабела не только телом и глазами. Ее покидал рассудок, тяжелые взгляды на прохожих уже потеряли злобность, и было похоже, что она давно забыла, зачем тут сидит, зачем смотрит на улицу и вообще живет. Она только гладила кота, по привычке супила брови и глубоко уходила в себя, пожевывая беззубым ртом.
Воке понравилось учиться, он даже стал петь в хоре интерната для похожих на него детей. Он стал другим, вытянулся, носил чистую рубашку и научился называть себя Вовой. Да, он стал другим. Переходный возраст настигает и таких детей, а с ним уходит что-то важное. А может, мы сами уходим от этого важного, даже торопимся уйти?
Мы почти не встречались, были заняты каждый — своим, каждый — собой.
Наконец-то я подружилась с девочками: Таней, Ирой и Ларисой. А помогла — музыка.
Однажды я встретила Таню на конкурсе, где мы обе играли на фортепиано и разделили второе место. Узнав о том, что мы такие музыкальные, Ира заявила:
— А я тоже играю. Только на большом барабане. И скоро буду в составе группы. Я даже целовалась с гитаристом...
— Точно-точно,— восторженно кивала Лариса, которая поддакивала Ирине во всем.— Я сама видела!
Все мы поняли, что это — вранье, но виду не показали.
И тут подошел к нам Вока и протянул мне букетик желтых кувшинок. Рядом стояли подружки, хихикали, и мне стало стыдно оттого, что он такой, что мы замерли и смотрим друг на друга. Вока, потемневший еще больше своим смуглым лицом, погладил меня по щеке своей ладошкой. Я почувствовала запах болота, свежей травы, чего-то еще, знакомого с детства...
— Ла! — он улыбался и удивленно рассматривал меня, как будто впервые видел.— Ла...
Мне стало неудобно перед девочками. Ира хохотнула:
— Так поцелуйтесь же уже! Горько!
Таня шикнула на нее, а Лариса — заржала.
— Дурак! — крикнула я и швырнула кувшинки в кусты.— Никогда не подходи ко мне больше! Дурак!
Мы с подружками побежали, смеясь и улюлюкая. Я влилась в стаю.
В душе с той поры поселилась тяжесть, но я об этом старалась не думать. А когда становилось совсем плохо — играла на пианино так громко, что прибегали соседи. И мечтала забить печаль бешеным барабанным боем, ломая палочки на ударнике, которого в моей жизни пока еще не было. Потому что, когда закрывала глаза, часто видела виновато улыбающегося Воку с желтыми кувшинками в руках. Мне его было так жалко, что сердце переворачивалось...
Только барабаны могли меня спасти.
Дни за днями — жизнь в поселке шла своим чередом. В городе я была увлечена учебой, кружками, фортепианными конкурсами, в которых всегда легко побеждала. Мне исполнилось шестнадцать, я сочиняла стихи, а еще — влюбилась в мальчика, который жил этажом ниже и ничего не подозревал о моих страданиях. Он играл на гитаре под окнами для другой девчонки, а я открывала форточку и подслушивала, и мечтала, что когда-то он станет петь — для меня. Вот сойдут прыщи, немного поправлюсь, и мои худые ножки станут женственнее, а грудь — больше, накрашу глаза и губы, оденусь в мамино голубое платье... И я поцелуюсь с гитаристом. Теперь-то я и имени его не помню, а тогда — мысли о нем перекрывали и сольфеджио, и математику... А детство казалось какой-то другой страной, чужой, давно ушедшей на дно океана. И не стоит о ней вспоминать, когда впереди — взрослая жизнь, такая Жизнь! И она уже начинается, вот-вот приоткроется желанная дверь... Из этой дверной щели тянуло, словно дорогими духами, сказочной свободой, неведомым будущим счастьем, сладкой ложью о вечной любви.
А потом — через годы, а впрочем, даже очень быстро — стало все наоборот. И часто хотелось закрыть эту дверь на замок, не вспоминать о многом из взрослой жизни, взятой наскоком, слишком рано и рьяно! Впрочем, детство осталось — в той параллельной нашему миру дали, где все ясно, просто и чисто... Не спорьте, пожалуйста, со мной: параллельный мир существует, особенно детский.
