— Но у меня нет наличных! — Шмыгина обдало холодным потом. Все, что было, до последнего рубля, он оставил на кухонной клеенке в Ивановке.— Картой — можно? — И тут же обратился к соседке, поняв по выражению лица мордатого старшего, что картой — нельзя: — Девушка, одолжите на штраф! А я в аэропорту телефон подзаряжу и вам на интернет-банкинг заброшу.
— Ой... и у меня только карта...— она вынула наушники и сочувственно посмотрела на Шмыгина.
— На выход! — скомандовал злой контролер. Шмыгин пробовал упираться, объяснял, что он писатель, большой писатель, лауреат премий, призывал людей открыть интернет и посмотреть на него в «Википедии», но никто не реагировал. Когда его тащили по салону, с треском отрывая рукав дубленки, он успел заметить, что половина пассажиров автобуса спала, а вторая — сидела в наушниках и смотрела в телефоны.
Так он оказался на остановке в деревне, еще более заброшенной и заметенной, чем Ивановка. На остановочном пункте значилось: «Г_реловка». Название ему понравилось в двух видах — и в правильном, если представить себе отвалившуюся букву «о», и в неверном, без нее. Веяло от него теплом, которого Шмыгину сейчас как раз и недоставало. Контролеры поехали дальше. Феномен их суровости для Шмыгина остался необъяснимым. Он считал, что все люди — братья и всегда можно договориться не только с девушкой, но и с мужиками, ведь каждый, в конце концов,— человек. «Человек — это звучит горько»,— он закричал в небо и послушал завывание ветра в ответ.
Мело не по-человечески. Замерзали ноги. В дыру у проймы рукава, оторванного контролерами, дуло. Почти сказочные домики со светящимися окошками-светлячками тянулись заснеженной цепочкой не ближе, чем за километр отсюда. Расписания автобусов не было. Да и что в нем толку? Телефон разрядился, время посмотреть невозможно, денег нет, контролеры не дремлют. Он подумал о том, что надо бежать к домикам, если только возможно по сугробам — бежать. Тропинку впотьмах его глаза не различали, да и ту, если она и была, замело. Он представил себе, как заплутает на чьи-то заснеженные огороды, будет перелезать через заборы, продираться сквозь кусты, прокладывая себе путь. Преимущество местных в такой ситуации в том, что они знают и с закрытыми глазами находят все свои родные тропинки. «А мои родные тропинки далеко»,— подумал Шмыгин и поглубже утопил подбородок в шершавый мерлушковый воротник.
Словно тень над сугробами, пролетела собака. Она бежала быстро, наверное, грелась. У навеса остановилась, обследовала урну. Ничего не найдя, робко, настороженно подошла к человеку. Шмыгин протянул ей руку в перчатке, она не сразу, но понюхала ее. Александр погладил собаку, та завиляла хвостом.
— Что ж ты ночами бродишь? Встречать кого-то пришла? Или пришел... Ты кто? Я — Саша. Погоди.
Он порылся в сумке и извлек из нее кусок домашнего сыра, который положила ему в дорогу блеклая горбоносая жена брата. Собака проглотила сыр и хотела еще.
— Больше нет ничего,— сказал Шмыгин. Та смотрела на него умными влажными глазами, подбирала лапы на морозе, грелась, как умела. А потом, поджав хвост, села на снег.
— И откуда ты, без роду, без племени? — Александр потрепал худую косматую спину, и вся его поездка в автобусе встала перед глазами. Ему стало стыдно перед этой собакой, живущей незамысловато и любящей просто так. Стыдно, что он унижался, кричал что-то про свое писательство и «Википедию», а еще — пытался вызвать сострадание, но не проявил его по отношению к парню, высаженному на мороз... Теперь вник в его положение. Основательно. Пристальнее посмотрел на свою молчаливую собеседницу и пробормотал неизвестно откуда обвалившуюся на него строку из бунинского «Одиночества»:
— Хорошо бы собаку купить...
Собака подставила под его ладонь лоб и немного толкнула ее. Шмыгин снял перчатку и погладил рыжую покатую голову.
— Ты понимаешь, какой я слабак,— сказал он собаке, она заскулила в ответ.— Расхвастался! Премии, известность... Все врал! Лгал, как побирушка несчастный. Сейчас в «Википедии» кого только нет. А писатель должен вести себя достойно. Писатель — это воин! И немного аристократ. Он должен быть благородным, великодушным, смелым и скромным. Да, скромным...
Собака заскулила и облизнулась. Видно, она тоже на что-то пожаловалась.
